Н. Болтянская, В. Кучеренко, 12 мая 2002, 22:08
Н. Болтянская: Не уверена, что правильно обозначила вашу профессию, потому что по данным Интернета вы — автор методики, которая именуется «сенсомоторным психосинтезом». Что это такое?
В. Кучеренко: Это метод, который разрабатывался для того, чтобы работать с негипнабельными людьми. Гипнабельных людей можно лечить от каких-то заболеваний, можно достигать у них колоссальных эффектов в развитии памяти, интеллекта, способностей, но получается, что 90% населения в этом плане обделены, у них нет гипнабельности. Этот метод сделан для того, чтобы у любого человека получать такие же эффекты, как у гипнабельных.
НБ: Есть еще один аспект проблемы, тесно связанный с вашей профессией, — в период так называемого застоя отечественная психиатрия имела очень нехороший шлейф судебной психиатрии, еще одного механизма тоталитарной машины. Сегодня мы читаем зарубежные книжки и знаем, что каждый уважающий себя гражданин США имеет собственного психоаналитика, психотерапевта и воспринимает его как оплаченного лучшего друга.
ВК: В тоталитарном обществе этот шлейф имело любое направление: и научное, и социальное и т.д. Здесь психотерапия и психиатрия не избежали этой жуткой участи. И второе — за рубежом, в США, иметь своего психотерапевта может далеко не каждый член общества, даже средний класс может это себе позволить только время от времени, когда уж очень надо. Это привилегия только элиты.
НБ: С чем это связано, если брать ситуацию не финансовую, а потребности в таком специалисте?
ВК: Потребность-то есть. Но решают, в первую очередь, все-таки финансы. Для населения есть так называемые социальные работники. У них гораздо ниже ставки, это люди, которые занимаются психотерапией как хобби, освоили какие-то направления психотерапии, какие-то методики и приемчики. Это бывшие учителя, математики, — и они помогают населению. Дело в том, что у дипломированного психотерапевта час стоит от 100 долларов, а социальному работнику отчисляется по медицинской страховке 25 долларов. Разница существенная.
НБ: Но если говорить о степени реальной или вымышленной необходимости, какова она на сегодняшний день в России? У нас колоссальное количество комплексов, связанных, в том числе, и с тем, что мы родились и выросли при советской власти. Так?
ВК: Конечно. Но дело в том, что каждый человек решает, как ему жить: с комплексами или без. Дело в том, что далеко не каждый человек хочет быть счастливым и здоровым.
НБ: У меня есть приятельница-психотерапевт, и однажды она решила за меня жестко взяться в плане того, что я боюсь темноты. А я считаю, что я веду себя правильно, если я просто не пойду на темную улицу одна, и по-моему, застрахована таким образом от большого количества неприятностей. Я себя очень комфортно чувствую с таким комплексом. И по-моему, таких много людей.
ВК: Действительно, много таких людей. Я занимаюсь соматикой, и у одной моей пациентки была такая проблема: она принимала лекарство от щитовидки, и у нее долгое время не было месячных. И вместо того, чтобы принимать курс гормональных уколов, она прошла у меня 4 или 5 сеансов, на которых я давал разные ситуации: человек летает в космосе или плавает в море. И во время сеансов выяснилось, что у нее водобоязнь — она панически боится плавать, особенно когда не видит дна. Я ей объяснил, что во время сеанса она сидит в кресле, и никогда не утонет, что бы она ни чувствовала. И после этого у нее исчезла водобоязнь, она с удовольствием плавала в море, полюбила ночные купания, когда плывешь среди звезд. У нее просто немножко изменилось отношение к жизни, и это ее обогатило, она осталась очень довольна.
НБ: Тут возникает много вопросов. Мое первое заочное знакомство с вами было, когда вышла статья в журнале «Огонек», это было осенью прошлого года. Речь в интервью шла о том, что в практике вашей методики — излечение достаточно серьезных заболеваний. Правда, вы четко оговариваете, что это происходит не в любом случае, что вы не панацея сами по себе. Там же была ссылка на методику, связанную с шаманством, и вы упоминаете о том, что задавали себе вопрос, как работают люди этой профессии, и даже упоминали, что в XIX веке шаман аллергию вылечил бы «на раз». Ваша методика связана с ощущением того, что психотерапевт — царь и бог, который может сделать с тобой все, что угодно?
ВК: Конечно, нет. Шаманы, конечно, это очень интересно и замечательно, и для того, чтобы понять механизм измененного сознания и понять, как функционирует психика в разных формах трансовых состояний, конечно, надо изучать историю, и обязательно это знать. Но по поводу царя и бога есть в психоанализе такие термины как «трансфер», и «контр-трансфер», перенос на психоаналитика каких-то эмоций, связанных с какими-то нехорошими взаимоотношениями, сложившимся в прошлом с другими людьми. Так вот, когда психоаналитик считает себя человеком, который может решать проблемы другого, и лучше другого знает, как ему поступать в жизни, то это контр-трансфер, а когда человек считает, что психоаналитик — это тот человек, который за него решит его проблемы, это называется трансфером, переносом. На самом деле, психотерапевт это катализатор, который просто усиливает ваши способности по решению жизненных проблем
НБ: То есть в случае грамотного контакта пациента и психотерапевта происходит иная ступень самопознания, которая ведет к успешному завершению некоторых хронических заболеваний?
ВК: Да, но тут самое главное — это изменение мировоззрения человека, отношения к себе и другим, к болезни и здоровью, к смерти и жизни. Если этого не произойдет, то не исчезнет ни астма, ни аллергия, ни миома. На самом деле, я не врач, я ничего не лечу, а просто привожу в порядок психику. Если мозг работает так, как он должен работать, то он просто не допустит таких нарушений. А если они есть, он их ликвидирует.
НБ: Еще один вопрос. Так случилось, что в период первых лет перестройки сам термин «психотерапевт» приобрел звучание, связанное с шарлатанством. Психотерапевтом не называл себя только ленивый — колдуны, шаманы, заряжавшие всевозможные жидкости и экраны, называли себя психотерапевтами. Вы своей деятельностью не вступаете в конфликт с законом?
ВК: Нет, не вступаю. Я работал в 17-й наркологической больнице, где разработал методику психосоматической коррекции больных алкоголизмом. Она была, по-моему, лучшая в стране, о нас постоянно писали в газетах, показывали по телевидению.
НБ: И прикрывала комиссия партийного контроля.
ВК: Да, они курировали нас, и отслеживали, что с нами происходит. Мы постоянно работали в контакте с Минздравом СССР, с отделом наркологии.
НБ: В интервью вы говорите, что первая больная с онкологическим анализом попала к вам обманом, что вам объяснили, что у нее онкофобия.
ВК: Там темная ситуация. Сначала мне сказали, что у женщины рак, и я отказался с ней заниматься. Но потом мне сказали, что у нее на самом деле онкофобия, и я действительно с ней занимался.
НБ: Бывают ли в вашей жизни случаи, когда люди, приходящие к вам, получают от вас отказ?
ВК: Конечно. Есть определенные трудности и границы возможностей в любой деятельности. Есть пациенты, которым я никак не могу помочь, люди, которые просто очень поздно обратились. Или есть сложности такого плана: скажем, есть характер язвенника, гипертоника… со времен Фрейда мы все это знаем. И пока мы не изменим характер человека, его мировоззрение, отношение…
НБ: А это можно сделать?
ВК: Психотерапия позволяет делать эти вещи, иначе бы мы не добивались эффекта, и у нас все люди были бы хрониками, как те люди, которые лечатся лекарствами. Можно всю жизнь лечиться от гипертонии, и от нее и умереть.
НБ: Я слышала от знакомых о людях, которые на каком-то этапе жизни были вынуждены бороться с алкоголизмом. И те, у кого эта борьба проходила успешно, теряли большинство личностных качеств своего характера.
ВК: Да, идет алкогольная апатия, и человеку не в радость ни общение с близкими, ни работа. Некоторые становятся жадными, и проявляются какие-то черты характера, которые были, но они обостряются. Алкогольная апатия может переходить в алкогольную депрессию — все черно-белым становится для человека, ничего хорошего, ничего радостного. Поэтому мы в клинике и внедрили методику, после которой люди уходили счастливыми.
НБ: Еще одно впечатление: достаточно часто сейчас используют так называемый эффект «плацебо», эффект пустышки, когда вам дается витаминка со словами, что это супер-эффективное лекарство от вашей хвори, и человек, проглатывая эту витаминку, получает желаемый эффект. Вы в этом направлении работаете?
ВК: Абсолютно не в этом.
НБ: Вопрос с пейджера от Юрия: «Как определить степень гипнабельности человека?»
ВК: Есть много специальных тестов, проверяющих моторную гипнабельность, связанную с формированием зрительных, слуховых образов, есть специальная батарея тестов. Такие тесты очень активно разрабатываются за рубежом, существует много методик.
НБ: Возвращаясь к методике, разработанной вами, если ориентироваться на людей, которые говорят об этом открыто в СМИ, то это принципиально новая медицинская методика…
ВК: Психологическая.
НБ: Если говорить об эффекте, то медицинская — нет?
ВК: Понимаете, тут какая вещь: психосоматическая проблема до сих пор неразрешима, но настолько тесно связано протекание психических процессов, мозговая деятельность, и состояние организма, что одно от другого отрывать просто нельзя.
НБ: Можно ли, предельно упростив термин «сенсомоторный психосинтез», объяснить то, что вы делаете, как некую помощь в саморегулировании организма?
ВК: Конечно.
НБ: Таким образом, можно ли говорить о том, что некоторое наличие внутренних ресурсов имеет место у каждого человека?
ВК: Конечно, да. Если бы их не было, то не было бы и этого метода, не было бы медитации, гипноза.
НБ: Тогда, извините за резкость… Вы, в первый раз столкнувшись с тем, что любая школа это организационная проблема, связанная с наличием некоего менеджмента, столкнувшись с ситуацией, что не все так гладко, — вы, извините, забыли об этом. Это нравственно?
ВК: Простите, какая это школа?
НБ: У вас было несколько учеников, которые разбежались.
ВК: Почему разбежались? Один пишет диссертацию в Калифорнии, другой занимается психотерапией, кто-то занимается психотерапией в каких-то местах… они не разбежались. Я ушел из наркологической больницы, и постепенно как-то там…
НБ: Вы сейчас работаете в одиночку, так?
ВК: Сейчас я работаю в Лаборатории психологии общения и психосемантики, на факультете психологии.
НБ: Вы методику, которая называется сенсомоторным психосинтезом, передаете кому-то?
ВК: Эта методика была разработана на факультете психологии, в лаборатории, и сейчас она там используется в экспериментах. Мы изучаем механизмы функционирования сознания человека.
НБ: С точки зрения эффекта, который ваша методика приносит при некоторых заболеваниях, с точки зрения того, что вы тратите на каждого из ваших пациентов колоссальное количество сил — с этой точки зрения получается, что вы как бы носитель государственной тайны, да, носитель некоего Средства Макрополуса? Вы не стремитесь к созданию своей школы, к тому, чтобы каждый хороший психотерапевт мог продолжить того рода деятельность, которой занимаетесь вы?
ВК: Стремлюсь. По возможности, учу студентов, делаю, что могу, есть учебные часы, нагрузки.
НБ: Я на вас не нападаю, это нормальная реакция человека, рядом с которым сидит некий Мидас, способный превращать любое вещество, к которому он прикоснется, в золото. Это абсолютно нормальная реакция, с одной стороны. С другой стороны вы, один раз столкнувшись с советской или постсоветской системой, решили больше с этим не связываться, да?
ВК: Нет, почему. Нет, просто там пошли большие деньги, и моих учеников стали использовать, как мне показалось, как батраков, вот они и разбежались. Им не выплачивали деньги, которые они давно зарабатывали, им зарплату выплачивали через полгода, очень маленькую. И я ушел. Как обычно, пошла перестройка, пошли деньги, причем деньги у нас пошли очень большие. Ну и вот мы столкнулись с той же проблемой, с которой сталкивались очень многие бизнесмены, все прошли через это.
НБ: Еще вопрос: если вспомнить историю создания советской атомной бомбы, известно, что шли разработки в США, шел некий шпионский или не шпионский обмен информацией… На сегодняшний день ваша методика имеет аналоги в западной психиатрии?
ВК: Конечно. Задолго до нашего метода был создан метод, который называется «эриксонианский гипноз», или «Эриксонианская стратегическая психотерапия».
НБ: Говорят, что это то, чем промышляют уличные цыганки.
ВК: Понимаете, и уличные цыганки, и гуру от медитации — все они используют какие-то приемы психологического воздействия. Любой метод, который разрабатывается, позволяет лучше понять эти приемы, лучше их классифицировать и лучше обучать этим приемам. Приемы психологического воздействия мы используем всегда, вольно или невольно, и в общении с близкими, и на работе, — везде. Другое дело, насколько успешно мы их используем.
НБ: Говорят, что медведя можно научить ездить на велосипеде, а зайца играть на барабане. С вашей точки зрения, методы профессионального психологического воздействия доступны в алгоритмическом режиме кому угодно, или для того, чтобы ими овладеть, нужно иметь определенный образовательный уровень?
ВК: Абсолютно не нужно уметь читать и писать, чтобы быть прекрасным шаманом и избавлять людей от аллергии. Но нужно иметь желание заниматься этой деятельностью. Мотивация, конечно, самый главный момент.
НБ: Есть спорное мнение, что среди шаманов — больших политических лидеров — есть большое количество людей с отклонениями от средней нормы психической. Это люди, может быть, с повышенной возбудимостью, которые умеют заставить большое количество народа адекватно реагировать на их некий внутренний заданный ритм, так?
ВК: Есть разные мнения, да.
НБ: А ваше мнение?
ВК: Очень часто бывает, что талант человека в живописи, искусстве, науке, оказывается связан с какими-то странностями характера. В чем-то силен, а в чем-то слаб. Нет людей с только положительными качествами.
НБ: Все так, но вы заговорили на тему, которая на сегодняшний день в нашем обывательском словаре имеет модное название «нейтролингвистическое программирование». Говорят, что именно эта наука обучает методам психологического воздействия. Ваше впечатление от этого направления?
ВК: Это направление, которое действительно очень эффективно и быстро обучает техникам. Да, это направление специально создано для обучения.
НБ: Одно из направлений НЛП связано с медициной. Связана ли как-то возможность регулировать себя с помощью НЛП с теми методиками, которые исповедуете вы?
ВК: Да, очень много похожих приемов, конечно.
НБ: Существуют ли некие объективные показатели того, что люди, попадающие к вам, действительно физически улучшают свое состояние?
ВК: Конечно. Можно сделать тест на гормоны, если была миома. Всегда можно определить: вот она была такая, а когда ее не стало, это объективно определяется. Человек, перенесший обширный инфаркт, после сеансов делает кардиограмму и видно, что у него кардиограмма здорового человека, это достаточно объективно. Или вот с митральным клапаном у меня была пациентка — у нее до сеансов была пропускная способность клапана 0,7, а после сеансов, без всякой операции на сердце, она уже здоровый человек. Мало того, у нее стали здоровыми сосуды.
НБ: Существуют ли ситуации, когда вы говорите «вам не ко мне, а к хирургу»?
ВК: Да.
НБ: Я задаю этот вопрос жестко, потому что рядовое явление, когда люди с тяжелыми заболеваниями, отчаявшись, обращаются к тем, кто сулит им избавление, а в итоге — самые печальные последствия.
ВК: Я никому не сулю избавлений. Дело в том, что и в медицине нельзя давать никому стопроцентной гарантии, нет таких методов. После той же операции можно умереть, потому что тромб попадет в легкие. Нет такого средства, которое бы всем одинаково хорошо помогало.
НБ: Существует спорная теория о том, что человеческий мозг является орудием не познания, а орудием блокировки. Вы слышали про эту теорию? Сколько процентов клеток мозга активно работают?
ВК: По разным мнениям по-разному: от 4 до 25%.
НБ: Можно ли рассматривать вашу методику, как методику дополнительной активизации тех клеток мозга, которые не работают в обычном состоянии?
ВК: Думаю, что да.
НБ: Можно ли с этой точки зрения рассматривать возможности человека, находящегося под вашим воздействием или воздействием ваших коллег-специалистов, можно ли говорить об увеличении рядовых способностей здорового человека?
ВК: Конечно.
НБ: После института вы работали врачом в одной из сборных?
ВК: Нет, я работал тренером сборной России по бобслею.
НБ: И в своем интервью вы упоминали методику, которую использовали в качестве замены допинга. Вы можете рассказать подробнее?
ВК: Со спортсменами важно было добиться того, чтобы у них шли хорошие результаты при отказе от допингов. Действительно, если взять у спортсмена пол-литра крови, а потом через некоторое время, когда количество крови у него восстановится, вернуть ему его же собственную кровь, то конечно, идет допинговый эффект, так называемый кровяной допинг. А во время сеансов, когда расширяются микрокапилляры, которые в обычном состоянии не пропускают кровь, увеличивается количество крови в кровообращении — обычно у нас депонируется порядка 40%, а здесь, когда часть выходит из «депо», действительно идет такой эффект очень сильного прироста результатов.
НБ: Можно ли говорить о том, что усиление человеческих способностей напоминает в некоторой степени анекдот: «выгони козу из хаты»?
ВК: В чем напоминает? Для того, чтобы добиться какого-то прогресса у человека, приходится во время сеансов ломать его привычные жизненные стереотипы мышления, мировоззрения, самоотношения. И это происходит не безболезненно. Человек действительно испытывает сильные эмоции — люди часто сильно рыдают, возникает агрессия, аутоагрессия прежде, чем они переходят в какое-то другое состояние, когда они демонстрируют на самом деле возросшие способности.
НБ: Это постоянная плата за усиление собственных возможностей, или человек выходит из состояния агрессии?
ВК: Если посмотреть «Жития святых», то можно сказать, что да, это так было и раньше. Действительно, для того, чтобы продвинуться куда-то, нужно пострадать. То же самое в шаманизме.
НБ: А йоги, гуляющие по стеклу и горящим углям?
ВК: Да, йоги на уровне продвинутости, обычно это делается в монастырях, проходят несколько лет медитации на трупах. Они переживают собственную смерть, собственную агонию, разложение, гниение своего тела, отвращение к своему телу, и потом действительно тело преображается, как и в случае шаманской болезни, когда человек становится действительно значительно более здоровым после этих встрясок.
НБ: Каждый ли среднестатистический человек способен, при удачном стечении обстоятельств, к такого рода достижениям? Каждый ли может стать шаманом при острой необходимости?
ВК: Шаманом обычно становился человек, когда умирал шаман в племени. Тогда племя начинало болеть, и кто-то вынужденно становился шаманом. Им никто не хотел становиться. Но, на самом деле, у каждого из нас есть способности помогать другим и помогать себе, это, например, хорошо проявляется в инстинкте материнства, в родительских инстинктах.
НБ: Ну да, потому что изначальная система отношений такова, что один отвечает за другого. Возвращаясь к возможным усилениям собственных способностей… когда человек серьезно болен, попадает к вам, и в результате избавляется от достаточно опасного недуга, какова компенсация, потеря личных человеческих качеств, которые при этом происходят? Ведь согласно закону о сохранении энергии, ничего никуда не девается, все должно деться куда-то. Что происходит с психикой пациента?
ВК: Есть разные теории, которые по-разному это объясняют. Например, Берн считает, что жизненный сценарий человека закладывается где-то к 5 годам, потом он не меняется, и жизненный сценарий не осознается человеком, но с помощью психоанализа можно выяснить, когда человек умрет, в каком возрасте, от чего умрет, в одиночестве ли, в страдании, в мучениях — какой будет его смерть или жизнь, — все расписано заранее. Фактически мы как бы зомбированы культурой, семьей, нашим образом жизни.
НБ: Кстати, это соответствует большинству религиозных учений.
ВК: Да. То есть для того, чтобы стать святым, надо снять с себя эти шоры, надо снять с себя эти оковы, надо разгрузиться. То есть, в психотерапии мы занимаемся тем же самым, только у нас это иначе называется. Есть такой термин «гордыня», он используется в психотерапии, а вместо термина «святость» есть такие термины, как «самоактуализация». Самоактуализация это как раз освобождение от оков вот этого зомбирования, жизненных стереотипов. Дело в том, что человек должен быть субъектом своей жизни. Каждый человек должен нормально управлять ей, так же, как он управляет левой рукой, или правой, — человек сам выбирает, о чем ему думать, какие эмоции испытывать. И если он не может испытывать какие-то эмоции в какой-то ситуации, тогда он говорит: вот у меня депрессия, то есть какой-то непорядок.
НБ: Видите ли, возможно то, что я сейчас скажу, это бред сумасшедшего, но у меня очень часто возникает ощущение, может быть гнусное, что депрессия — это состояние, которое могут себе позволить либо свободные, либо защищенные люди.
ВК: Да, часто депрессия бывает у богатых людей, но очень часто она бывает и у бедных людей. Конечно, многие люди бедными и несчастными становятся именно в результате депрессии: теряют все, теряют квартиру, родственников, близких, друзей.
НБ: Вы начали говорить о самоактуализации. К сожалению, у нас бытует такое мнение, что если человек сам себе генерал, то ему уже никто не нужен. Это, может быть, не совсем верно с вашей профессиональной точки зрения, но, с другой стороны, есть огромное количество людей, которые, стиснув зубы, делают то, что считают нужным. И при этом все возможные подобные явления загоняются глубоко на дно, и им не дается выхода, разве не так?
ВК: Конечно. Обращаются знаете когда? Когда был директором департамента, а стал замом, и понимает, что скоро вылетит вообще из бизнеса, вот тогда обращаются. Или молодой бизнесмен, 30 лет, обратился, когда понял, что достиг потолка и понял, что больше он никогда никуда не поднимется.
НБ: Это связано с умственными способностями, с талантом человека?
ВК: Это связано с характером, с особенностями воспитания. А у молодого бизнесмена в юности была депрессия, он принимал психотропные препараты. Это может быть связано с черепно-мозговой травмой, с ее последствиями.
НБ: Я перефразирую вопрос — согласно классику, всякая кухарка должна уметь управлять государством. Существует ли категория кухарок, которым можно порекомендовать все-таки не соваться?
ВК: Думаю, что большинство кухарок нужно держать как можно дальше от управления государством.
НБ: Существует ли некий предел умственных способностей и талантов?
ВК: Да. Эти ограничения и есть результат жизненного сценария, сформированной самооценки. На самом деле, возможности человеческого мозга колоссальны, но другое дело, хочет ли человек ими пользоваться, и готов ли он включать эти резервы.
НБ: Если говорить об усилении собственных возможностей, вы сами с собой работали?
ВК: Вообще-то я начал заниматься гипнозом после того, как занимался йогой и самогипнозом, а потом уже успешно гипнотизировал своих одноклассников. Первые опыты были успешными, поэтому я и остался в этом направлении. Тогда стала модной йога, и мне стал интересен этот процесс, я захотел понять, как это может быть. А если это чудеса, то как их делать.
НБ: На ваш взгляд, человек способен на все?
ВК: На все, да. Но грустно, потому что очень редко ему предоставляется такая возможность испытать свои способности.
НБ: Жизнь без воды, без воздуха, левитация возможны?
ВК: Я имею в виду возможности интеллекта.
НБ: Как вы относитесь к теории реинкарнации?
ВК: Во время сеансов люди часто переживают то, что можно интерпретировать, как прошлые жизни. В свое время многие исследователи и ученые уделяли много времени этому вопросу. Как правило, там находятся первоисточники. Дело в том, что в человека заложено гораздо больше информации, чем он помнит. То есть у нас есть пассивный запас памяти, к которому мы не имеем практически доступа. Во время сеансов человек переживает удивительные вещи. Так, одной моей пациентке отрубили голову на гильотине. Кого-то сожгли на костре как ведьму, люди вместе с Македонским завоевывают мир, участвуют в пиршествах Древнего Рима.
НБ: Чем вы это объясняете?
ВК: Тут такая вещь: все измененные состояния сознания, все трансовые состояния характеризуются тем, что любая информация презентируется мозгу не как в обычном состоянии сознания: в вербальной, словесной или понятийной форме, а в эмоционально-образной. Человеку говоришь «море», и он не слышит слово, но слышит шум прибоя, крики чаек, видит волны. И когда идет актуализация опыта в измененных состояниях сознания, человек переживает это так, как будто сам является участником этих событий. Один спортсмен из моей сборной по бобслею был Степаном Разиным, и в этом образе проводил военный совет, все-таки решил идти на Астрахань. Но я не думаю, что в прошлой жизни он был Степаном Разиным. Это, наверное, может решить каждый.
НБ: Тогда последний вопрос: при тех методиках, которые кажутся уникальными, тех людях, которым вы помогли, вы — счастливый человек?
ВК: В работе — да.
НБ: Я приняла ответ, и напоминаю, что в нашей студии психотерапевт, психолог, автор методики «сенсомоторного психосинтеза» Владимир Кучеренко, спасибо.