Магия слова

«Если: журнал фантастики и футурологии» (ISSN 0136-0140),

В.Ф. Петренко, доктор психологических наук, профессор

В.В. Кучеренко, психолог, психотерапевт

В рассказе Е. Лукина поговорка «сказано — сделано» осуществилась. Мастера-словесники следят за тем, чтобы сограждане (коих привлекают проклятия) не вывели мощь слова из-под контроля. А что определяет силу речевого воздействия в реальности? Об этом размышляют сотрудники факультета психологии МГУ.

Прежде чем подступиться к этой проблеме, необходимо обозначить более широкий научный контекст.

Владимир Иванович Вернадский впервые ввел понятие ноосферы как глобального геохимического фактора, преодолев научный водораздел в подходе к изучению живого и неживого. Вот простой пример: по следствия от перемещения биомассы саранчи сопоставимы с вулканическими выбросами. Последствия технологической деятельности человека — строительства городов, плотин, даже сезонные перемещения людей (например, на юг к морю) сопоставимы с природными катаклизмами.

Юрий Михайлович Лотман, создатель семиотики, ввел понятие семиосферы. Семиосфера — глобальный диалог различных культур, формирование знакового мира, информационные процессы. Передача информации тоже связана с энергетическими затратами, но первоначальные импульсы минимальны по сравнению с тем, какие механизмы они приводят в действие. Предположим, обращаясь к кому-то с просьбой закрыть форточку, вы ведь, по сути, перемещаете его физическую массу, что несопоставимо с собственными затратами энергии. Программы, заложенные в компьютер, могут управлять целыми технологическими циклами. Грубо говоря, будущее человечества не в увеличении выплавки стали, производства электроэнергии, а в производстве информации. Под воздействием информации, коммуникаций, символов меняется окружающий нас мир.

Второе. Язык, понимаемый широко, выступает как творец эволюции материи, а не просто ее отражение. На свете не существует стола, дерева или красавицы «вообще». Все это есть только в сознании как совокупное представление, из которого мы исходим, употребляя то или иное слово. На основе этих идеальных конструкций мы как бы упорядочиваем мир по образу и подобию языка.

Существует гипотеза лингвистической относительности: разные языки несколько по-разному структурируют мир. Например, если, согласно Т.П. Григорьевой, для индоевропейских языков типична логическая конструкция «А» есть «Б», которая лежит в основе иерархии понятий, противоположности бытового — абстрактному, то в основе китайского языка скорее категория полезности, из которой следует соположность «А» и «Б». Этот взгляд на мир проявлен во всем строе жизни народа: обычаях и традициях, одежде и архитектуре (готический храм устремлен вверх, в то время как пагода скорее сопричастна, чем иерархична).

В терминологии физиолога И.П. Павлова язык — вторая сигнальная система. Изначально устная речь связана с важнейшими для выживания образами, действиями, переживаниями. Более сложные понятия, которые можно определить только через отношения с другими понятиями, возникли много позже. Поэтому любое речевое воздействие вызывает образы, ассоциации. А.Р. Лурия, один из основателей отечественной нейропсихологии, пишет о том, что с возникновением языка мир как бы удваивается. Любой из нас как физический организм не только погружен в определенные реалии, среду. С помощью знаков (слово один из важнейших элементов знаковой системы) человек управляет собственным поведением, прогнозирует события и поведение других людей; наконец, он может построить любые идеальные конструкции. Вот студент конспектирует лекцию; пометки, которые он делает, — способ актуализировать полученную информацию. Или: в душном вагоне метро мы можем вообразить, как скоро поедем в отпуск и будем купаться в море — и нам станет легче. Фантазия, мечта, творчество — все эти возможности дает нам управляемое словом образное мышление. Можно даже сказать, что человек становится более или менее независим от тех условий, в которых он реально существует.

Американский психотерапевт Фрэнк Пьюселик замечательно описал, как ему удается «сбрасывать» усталость, накопившуюся во время работы с пациентами, когда необходимо вникать в их проблемы, принимать на себя большой груз участия в их решении, сопереживания. Он представлял себя, например, прекрасной мощной птицей, орлом. Вот он сидит на вершине скалы. Вокруг далеко только горы и небо. Он чувствует, как его обтекают потоки воздуха, расправляет крылья, парит… Погружаясь в этот иллюзорный мир, Пьюселик испытывает реальные позитивные переживания и избавляется от негативных.

В повседневной жизни таким естественным регулятором является сон, точнее, сновидения. Проводились опыты, когда спящему человеку ставили датчики, фиксировавшие смену фаз «медленного» и «быстрого» (то есть со сновидениями) сна. Последние прерывались экспериментаторами. В результате у испытуемых резко возрастала агрессивность, усиливалась сексуальность.

Как свежий воздух и вода, как пища, человеку необходимы эмоции, переживания. Они могут совершаться только в форме образов. Во сне образ — язык бессознательного — позволяет нам «сбрасывать» отрицательные эмоции и пытается восполнить то, чего не хватает в реальности. Известно, например, что во время антарктической зимовки многие видят «зеленые» сны, а перебравшись на материк, эти люди видят во сне белизну. Недостаток впечатлений, сенсорная депривация ведут к тому, что сам человек начинает производить фантасмагории. Когда-то будущие космонавты проходили, в частности, такое испытание: их сажали в бассейн с температурой воды, равной температуре тела, и часами держали, по сути дела, в невесомости и темноте. Через некоторое время люди, абсолютно изолированные от внешнего мира, начинали испытывать слуховые и зрительные галлюцинации. Этот эффект великолепно описан Станиславом Лемом в одном из рассказов о пилоте Пирксе.

Слово вызывает образ, ассоциации и ответную реакцию организма: моторную, звуковую, тактильную, вкусовую… Иногда задействована вся гамма.

Для поддержания нормального психического состояния человеку необходимы красивые образы, приятные переживания, гармоничные звуки. Даже если мы не обращаем на это внимания, все это воздействует на нас. Точно так же, если человек живет с тревогой в душе (например, боится летать на самолете, а по работе то и дело приходится) или, скажем, окна его квартиры выходят на вонючую помойку, это в конце концов может окончиться срывом.

Интересно и важно, что звуковой облик слова (устная речь ведь много древнее письма) самоценен. По эмоциональному тону звучание связано со смыслом. Вслушайтесь, как хищно звучит: «я-с-т-реб», «кор-шун», и как ласково «пеночка», «малиновка»… Как говорится, хорошую вещь плохим словом не назовут. На всех языках, например, выразительны ругательства (чего стоит само слово «грубость»). Если человека ругают, он, даже в точности не понимая значения слов, сориентируется по звуковому ряду, и это вызовет соответствующие переживания. Люди, у которых ругательства являются своеобразной «смазкой» речи, привыкшие материться, загрязняют свою ментальность и психически деградируют (не зря говорят: «грязные слова»).

«Включая» образ, сама речь человека в определенном плане программирует поведение. Банальный пример: поздороваться — значит пожелать кому-то здоровья. «Они даже не здороваются» — формула отказа от общения, выразительнее которой может быть разве что проклятие.

О проклятии есть смысл поговорить несколько подробнее. Несомненно, оно как выражение крайнего осуждения связано с понятием табу, абсолютного запрета, свойственного примитивным культурам. (На самом деле табу в основе носят характер приспособления: скажем, запрет охотнику есть добычу, им самим убитую, направлен на выживание племени, а не отдельного человека). Нарушение табу влечет за собой страшное наказание — проклятие. Сила слова здесь связана с тем, насколько сам человек верит в это. Ему, положим, говорят: ты не должен был этого есть, теперь ты умрешь. И он умирает.

Это касается не только первобытных культур. В новейшее время ставился такой варварский эксперимент: преступникам, приговоренным к смерти, закрывали лица и якобы вскрывали вены (на самом деле по рукам стекала теплая вода). Через какое-то время приговоренные умирали… Если человек верит в смертельность происходящего — для него это смертельно. Верит в целебность — целебно (если ему не рекомендуют выпить яд, конечно). В сознании самого современного, образованного, прагматичного человека, как правило, есть области, отданные иррациональному, мистическому; когда информация попадает в такую область, действия самого разумного человека могут быть непредсказуемыми. Например, выдающийся ученый искренне считает, что политики определенной ориентации плетут заговоры против его народа, и все свои силы отдает борьбе с «заговорщиками». Закодированные алкоголики не пьют, потому что предупреждены, что погибнут в случае нарушения запрета (кода). Такова установка. Хотя сам алкоголь не должен вызывать в организме необратимых явлений, но страх запускает механизм самоуничтожения.

Интересно, что люди, профессионально воздействующие на других, сами оказываются чувствительными к аналогичным приемам. Одна преподавательница факультета психологии как-то возвращалась на электричке из Ярославля, где читала лекции. Она была сильно не в духе, смотрела в окно. Вдруг цыганка: «Дай погадаю!» Она посмотрела мрачно: «Ты что, не видишь, с кем разговариваешь? Дай десять тысяч, а то руки отсохнут!» И отвернулась. Цыганка исчезла, а через некоторое время вернулась, протягивает червонец: «У меня не было!» По вагонам дособирала…

В быту употребляется множество оценочных слов, которые выглядят вполне невинно, но могут и сыграть роль «кода», настраивая человека на те или иные поступки. Важно абсолютно все: кто говорит, кому, что, когда, как и при каких условиях это происходит.

Чрезвычайно важно, кто к нам обращается. Чем значительнее этот человек для нас, чем больше его авторитет, тем сильнее «отдача». Родитель — почти всемогущий волшебник в глазах ребенка. Известно, что родительская похвала или запрет могут сформировать удачливого человека либо неудачника. Например, мать в сердцах говорит сыну: «Чтоб ты провалился!» Скорее всего он и провалится — не сквозь землю, так на экзамене. Множество подобных примеров «программирования» приводит в своих работах американский психотерапевт Эрик Берн.

Требующий, приказывающий, просящий что-то у нас человек, как правило, символизирует какую-то важную черту, одну из частей нашего собственного «я». Например, нищий на улице — как бы свидетельство нынешнего благополучия. А если не подашь и он обидится… от тюрьмы да от сумы на Руси зарекаться не приходится. Подавая милостыню, человек как бы откупается от такой доли.

Такие виды речевого воздействия, как просьбы, похвалы, лесть, проклятия, приказы, увещевания содержат мощный эмоциональный компонент. И соответственно воспринимаются. Здесь можно говорить о так называемой логике транса, которая не имеет ничего общего с логикой научных понятий. Логика транса основана не на аргументации, а на эмоционально-образных связях. Чем больше человек склонен к образному мышлению, тем он более восприимчив к подобным вещам. Почему так великолепно кодируются дети? У них еще не развиты сложные связи, они не могут мыслить понятиями, доступные им формы обобщения — синкреты, комплексы, где эмоциональные связи на первом плане. Иногда и взрослый человек становится чувствительным, эмоциональным, внушаемым, нуждающимся в «родительской» поддержке. Любой из нас, оказавшись на больничной койке и чувствуя собственную беспомощность, будет смотреть на санитарку как на оракула.

В психоанализе описан феномен трансфера, когда пациент начинает относиться к врачу как к родителю, просто не может жить спокойно без его указаний по каждому поводу.

Из опытов известно, что, когда животное попадает в ситуацию, не предусмотренную вековыми инстинктами, его поведение как бы перемещается на более раннюю стадию развития: пес, например, начинает вести себя как щенок. Эта закономерность действует и в мире людей: когда ломаются традиции, рушатся наработанные поколениями стереотипы, взрослый человек часто испытывает инфантильную потребность в руководителе, гуру. Воздействовать можно двумя способами: либо усиливая аргументацию (когда тебя поймет взрослый, сильный человек), либо усиливая авторитетность источника (этот способ ориентирован на «детское» в нас). «Я знаю истину! Я! Я поведу вас в рай Господень! Я восстановлю справедливость!» — говорит некто (необязательно шарлатан; впадая в транс, он сам в это верит). Люди чувствуют силу личности и идут за ним. А поскольку таких, кто в новых условиях потерял почву под ногами либо не нашел своего места в нашей стране, много, то бешеный успех имеют всевозможные шаманы, провидцы и даже политики, в арсенале которых главное — уверенная интонация.

Пытаясь выяснить, на чем же основана сила воздействия колдунов, астролога, а также лучших психотерапевтов мира, ученые создали метамодель НЛП, нейролингвистического программирования. Это модель организации основных принципов высказывания — она построена таким образом, чтобы слово оказалось максимально эффективным.

Оказывается, лучшие специалисты по воздействию используют всего девять приемов, разумеется, на фоне хорошей общей техники. Девять языковых ловушек, которые могут быть использованы в двух видах: прямая модель и обращенная.

Прямая модель описывает позицию невротика, который успешно использует языковые ловушки, чтобы скрыть суть проблемы от себя самого. Скажем, один из приемов — номинализация: в лингвистике так называют описание процесса существительным. Он как бы протекает объективно и не имеет к говорящему ни малейшего отношения: «Судьба моя такая». Или: «Ошибка». Кто автор — опущено, как бы так всегда и было. Или: «У меня депрессия».

Другой пример — создание связей там, где их на самом деле нет. Обращенная модель описывает приемы суггестора, человека, который хочет внушить свои идеи, мысли, добиться их исполнения. Предложение начинается с того, что в самом деле переживает, думает, чувствует собеседник, а заканчивается тем, что он должен сделать в интересах суггестора. Например: «В то время как в стране растут коррупция и преступность (правда), мы должны выбрать такого-то!» Истинный посыл и ложный вывод. Казалось бы, простая подмена тезиса из учебника формальной логики, а работает безотказно.

Ловушка усиливает воздействие команды. Леонид Млечин приводит хороший пример — текст, который зачитывался японским летчикам-камикадзе перед последним вылетом: «Как весной осыпаются белые лепестки цветущей сливы под дуновением ветра, так и вы сейчас отдадите жизнь во славу императора»… Выстраивается некая закономерность: в природе все повторяется. Это неизбежно. Белые лепестки для японцев — это традиционный цвет траура, символ перехода в новое существование. Смерть — закон природы. Здесь и команда, и призыв, и переход в трансовое состояние. Наконец, текст просто красив, он рождает поэтичный образ, далекий от грубой реальности…

Магия слова существует. Кстати, двухтомник о языковых ловушках называется «Структура магии».

Помимо всего того, о чем сказано выше, эффективность воздействия зависит от ожиданий человека (если он думает о себе плохо, вдвое обидится на оскорбление, если высоко себя ценит — расценит и его как проявление зависти); от того, в каком он состоянии (свеж и бодр, устал, хочет спать и т.д.); от глубины контакта с суггестором (имеет значение, громкий это разговор либо тихий, доверительный, или установочный, важно, как ритмически организована речь) и от многого другого.

Не обо всем можно рассказать. Не потому, что это секретно. Но некоторые тонкости можно прочувствовать, только находясь в каких-то особых эмоциональных состояниях, измененных состояниях сознания, и так далее. Многие философские эзотерические восточные тексты не переводятся однозначно концептуально на европейские языки. Невозможно понять, что такое любовь, не пережив ее. Человек не просто принимает информацию, он настраивается на психику другого человека, моделирует его внутреннее состояние — тогда воздействие максимально. На этом построено искусство, литература…

В начале было Слово.

Когда-то слова были колдовством, слово и теперь во многом сохранило свою прежнюю чудодейственную силу. Словами один человек может осчастливить другого или повергнуть его в отчаяние, словами учитель передает свои знания ученикам, словами оратор увлекает слушателей и способствует определению их суждений и решений. Слова вызывают аффекты и являются общепризнанным средством воздействия друг на друга.

Зигмунд Фрейд. «Введение в психоанализ»