В.Ф. Петренко, В.В. Кучеренко, материалы международной научной конференции 15-17 октября 2015 г. «Психология сознания: этнонациональные, религиозные, правовые и регулятивные аспекты» (ISBN 978-5-8428-1040-6), 2015
Исследование проведено при финансовой поддержке РФФИ. Грант № 14-06-00-212а и № 15-06-19451
В истории отечественной, да, пожалуй, и всей мировой психологической науки наблюдается сдвиг интересов от отдельных психических элементов (ассоциаций, умственных действий, реакций в бихевиоризме, мотивов и действий в деятельностном подходе, ментальных карт и семантических пространств в когнитивной психологии), от психических функций (восприятия, памяти, мышления, эмоций и т.п.) и даже от индивида, индивидуальных различий и личности ко все более целостным системам бытия, к процессам, включающим личность человека как подсистему в отношения человек – среда, социум, история, наука, искусство, духовные ценности. Чем выше исследуемый уровень бытия, тем сложнее и менее изучены кольца обратной связи в регуляции и развитии сложного целого, в которое включен человек. Например, только в прошлом веке, благодаря работам А.Л. Чижевского (1), обнаружено влияние солнечной активности и космического ветра (космического излучения) на биологическую активность биоценоза и даже на социальную активность человека, на его творчество. Благодаря трудам В.И. Вернадского показана роль биосферы и человеческой цивилизации как геологического фактора в эволюции земной коры и обратное влияние геоморфологических процессов и катаклизмов на формирующуюся ноосферу как область приложения человеческого разума (2). Эта линия продолжена А.П. Назаретяном (3), В.И. Пановым (4) в анализе техногенных кризисов, вызванных нарушением морально-техногенного баланса и обратного влияния духовного состояния общества на природу и индустриальный прогресс. Благодаря работам З. Фрейда, К.Г. Юнга, Ш. Ференци (имена исследователей можно продолжить, включив современных отечественных психологов) вскрыто позитивное или разрушающее влияние бессознательных процессов человека на его психосоматику. В религиозных системах постулируется (а в актах самосозерцания и покаяния непосредственно переживается) влияние даже не поступков, а дурных помыслов на духовное и физического самочувствие человека. Все эти уровни обратной связи сложных систем, в которые включен человек, мало изучены, мало отрефлексированы и мало представлены в понятийном психологическом аппарате. И здесь в поле науки (а не религии или искусства) возможны две глобальные стратегии теоретических построений: или находиться жестко в рамках естественнонаучной парадигмы и оперировать понятиями, фиксирующими наличное знание, рискуя редуцировать целое к его проекциям на частные науки и остаться слепым к многомерности и многоуровневости мира (при этом человек, успешно функционирующий в обыденной жизни, оказывается голым и беспомощным при столкновении с экстраординарными экзистенциональными проблемами жизни и смерти, смысла жизни и веры); или конструировать понятия «на вырост», оставлять в их содержании некую неопределенность, составляющую «люфт незнаемого».
Одним из таких понятий, могущих войти в теоретический аппарат психологии для описания целостной человеческой жизни и имеющий богатую мифологическую традицию, сложную символическую презентацию (от астрологических прогнозов до обрядов гадания), а также яркую историю осмысления средствами искусства, является понятие «судьба». Когда мы писали этот текст, в руки случайно (а может, это маленький звоночек судьбы?) попался номер «Вопросов психологии», посвященный столетию Л.С. Выготского, где в воспоминаниях его дочери приводится текст письма Выготского Р.Е. Левиной. «Кризисы, – пишет он, – это не временное состояние, а путь внутренней жизни. Когда мы от систем перейдем к судьбам (произнести страшно и весело это слово, зная, что завтра мы будем исследовать, что за этим скрывается), к рождению и гибели систем, мы увидим это воочию. Я убежден…». И далее: «Развитие есть умирание. Это действительно “маленькая смерть” в нас. Так и надо это понимать. Но за этим всем стоит жизнь, т.е. движение, путешествие, своя судьба. (Ницше учил amor fati – любовь к судьбе.)
Понятие судьбы в той или иной форме присутствует практически в любых человеческих культурах, или (в терминах Тойнби) в цивилизациях. Так, в античной культуре оно фиксирует идею жесткой детерминации и предопределенности жизненного пути человека. В мифологии образ судьбы персонифицирован: в греческой – это слепые мойры, а в римской – парки, прядущие нити судьбы человека. В гностической рукописи Пистис София тема судьбы человека выражена как предопределенность его смерти: «Если некто должен умереть от дикого зверя, Мойра приведет к нему дикого зверя, чтобы тот умертвил его, или если он должен умереть от змеи, или он должен упасть случайно в ров, или должен повеситься, или должен умереть в воде каким-то родом, или другой смертью, хуже этой или лучше, – словом, Мойра есть та, которая склонит его смерть к нему» (5). Судьба понимается изначально заданной (как, например, в мифе об Эдипе), и ее невозможно изменить. Отсюда корни греческой трагедии и стоицизм как мужественное принятие судьбы и рока. В христианстве, которое предполагает свободу воли и личностный выбор пути, идея предопределенности варьируется широко: от жесткой предопределенности у святого Августина, Лютера и – особенно – Кальвина до признания Пелагеем, Иоанном Домаскиным, Фомой Аквинским возможности верующего благими деяниями обеспечить себе индивидуальное спасение.
Оппозиция «жесткий детерминизм ↔ свобода воли» присутствует в той или иной форме во всех мировых религиях и философских системах (от Платона, стоиков, Плотина до Канта, Шеллинга, Гартмана, Шестова, Бердяева, Сартра). И в общем-то, несмотря на почтенный возраст проблемы и множество глубоких рассуждений, современный образованный человек не в состоянии обосновать, какая из диаметрально противоположных версий детерминизма правильнее: Р. Брэдбери, в рассказе которого «И грянул гром» незначительное случайное событие (убийство бабочки путешественником в будущем) кардинально меняет историю, или Л. Толстого, в соответствии с воззрениями которого, выраженными в романе «Война и мир», воля даже такой личности как Наполеон, никак не влияла на ход европейской истории, осуществлявшейся согласно некоторому предопределению. Не имея возможности «выйти из потока исторического или индивидуального времени» (как в романе А. Азимова «Конец вечности») и пережить иной сценарий, человек (субъект анализа) не в состоянии оценить меру причинности («Бог не обнаруживает себя в мире»). На наш взгляд, невозможность причинно-следственного анализа бытия человека в мире (в силу свободы воли субъекта) требует описания его жизненного пути в понятиях, учитывающих и внутреннюю, и внешнюю детерминацию.
Понятие жизненного сценария личности при всей его эвристичности имплицитно содержит самовыбор субъекта, пусть даже и на неосознанном уровне. Понятие судьбы, на наш взгляд, содержит и в христианском, и в буддистском (идея кармы) и особенно в мусульманском культуральном менталитете, да и в рамках научной ментальности (в представлениях о генетической наследственности, подтвержденных исследованиями однояйцовых близнецов) как идею предопределенности, так и идею сознательного выбора и личной ответственности человека за совершаемые им деяния и помыслы, и производность (особенно в буддисткой кармической версии судьбы) всего происходящего с субъектом от его предыдущих деяний. Некие «избранники судьбы», наиболее остро чувствующие ее внутренний голос, предвидят ее. Так, великая болгарская предсказательница Ванга, жившая уже в наше время и ослепшая в молодости во время свалившегося откуда-то, «как гром среди ясного неба» воздушного смерча, как бы предчувствуя свое будущее, заранее училась выполнять работу с закрытыми глазами, читать с помощью алфавита Брайля для слепых. В ее практике предсказания судеб других людей (имевшей около 70% верных «попаданий») часто встречались случаи, когда посетитель, предупрежденный о предстоящих негативных событиях, тем не менее, в силу различных обстоятельств, оказывался в то самое время в том самом месте, которого ему следовало бы избежать. Вспоминается суффийская притча о том, что некто, увидев свою Смерть на базаре, оседлал коня и помчался стремглав подальше в другой город; Смерть же, удивилась, что это он делает здесь, когда их встреча вскоре должна состояться совсем в другом городе. Наш старший друг и учитель, профессор П., незадолго до того, как в результате травмы он получил кровоизлияние в левое полушарие мозга и, лишившись дара речи, оказался парализован на одну сторону туловища, как бы предчувствуя негативные события будущего, неоднократно посещал, с незначительными жалобами на мозговое кровообращение, институт нейрофизиологии им. Н.Н. Бурденко, в котором он и оказался после трагедии. За несколько месяцев до этого события он видел пророческий (как оказалось впоследствии) сон, потрясший его мрачным предчувствием беды. Один из авторов настоящей статьи накануне (а может, уже и во время тяжелой болезни) видел во сне растение, с которым он во сне полностью идентифицировался, – однако не охваченный огнем куст «неопалимой купины», как в видении пророка Моисея, а, напротив, куст, подверженный болезни. Этот тревожный сон и заставил его обратиться к врачам, которые диагностировали весьма тяжелое заболевание. Наряду с медикаментозным лечением проводилась активная медитативная психотерапевтическая работа с энергетическими образами, во время которой один автор статьи помогал другому работать с измененными состояниями сознания. Прошло уже относительно много времени, и индивидуальный эксперимент-наблюдение «про судьбу» продолжается… Этот длящийся «экзистенциальный эксперимент» индивидуальной биографии может стать аргументом теоретического осмысления бытия и, надеемся, его оптимистической версии о возможности избежать предопределенного судьбой. Многие читающие этот текст могли бы, наверное, вспомнить подобные примеры из собственной жизни.
Многомерное и многоаспектное понятие судьбы требует его анализа в философском, мифологическом, потенциально научном и художественном аспектах, но, не имея возможности высказать что-либо дельное относительно божественно-провиденческого компонента судьбы, мы ограничимся ее феноменологическим определением, просто описав три случая из психологической практики, в которых, на наш взгляд, его употребление было бы уместно. И поставим вопрос: так можно ли уйти от судьбы и как-то трансформировать свой жизненный сценарий, или все заранее предопределено, и мы обречены, как Сизиф, проклятый богами за то, что пытался обмануть смерть, катить свой камень на вершину горы, зная, что он неизбежно сорвется вниз. Но, в отличие от Сизифа, который знает всю тщетность своих усилий и невозможность что-либо изменить (и в этом суть наказания), мы полны наивного энтузиазма и полагаем, что мы-то и являемся хозяевами своей судьбы и субъектами собственного бытия.
Случай 1. Некто А. – студент педагогического вуза, географ, посещал в начале 80-х годов наши эксперименты по исследованию влияния эмоций на процессы категоризации. В одной из экспериментальных серий ему было предложено самому выбрать ситуацию успеха. Парень увлекался любительской игрой на синтезаторе, и ему было внушено, что он играет в составе известного рок-ансамбля перед громадной аудиторией. Вся его поза, мимика, жестикуляция свидетельствовали о переживании огромного наслаждения от творческого успеха. После сеанса он с упоением рассказывал об игре на японском синтезаторе известной фирмы, которые были в то время еще крайне редки и весьма дороги в нашей стране, и т.п. Последствия этой истории были неожиданны. А. бросил учебу в техническом вузе и полностью переключился на музыкальную деятельность. Он добился профессионального успеха, став известным и востребованным аранжировщиком. Спустя некоторое время он переехал жить и работать в США, продолжив свой музыкальный бизнес.
Случай 2 (в некотором смысле противоположный первому). Художнику-любителю К. внушалась следующая ситуация: в будущем, через пятнадцать лет (прием «возрастной прогрессии»), он находится на своей персональной выставке, где он – «известный» художник – комментирует собственные картины и дает пояснения журналистам. Ситуация интервью была использована, чтобы исследователь имел возможность «увидеть» сюжет и манеру письма художника его собственными глазами. Испытуемый подробно описывал содержание картин и в ответ на вопросы «журналистов» комментировал свои творческие находки. В ходе обсуждения сеанса, когда пациенту «алаверды» рассказали о содержании и манере его (виртуальных) картин, он с негодованием отверг самим же им описанную манеру письма, заявив, что он никогда не опустится до такого. В дальнейшем К. так и остался художником-любителем, для которого увлечение живописью лишь хобби.
Случай 3. Д. – зрелая женщина, мать семейства, получившая в молодости профессию журналиста и склонная к сочинительств, (но на тот момент в профессии не реализовавшаяся), проходила курс гипнотерапии по причине тяжелой депрессии, вызванной серьезной соматической болезнью.
Для работы с пациенткой среди ряда психотехник, таких как метод сенсомоторного психосинтеза, В.В. Кучеренко использовал метод «эмоционального отстранения», заимствованный из техники НЛП – нейролингвистического программирования (6). Суть этого метода в том, что пациент наблюдает приключившиеся с ним в жизни негативные события, как бы проецируя их на воображаемый экран. В гипнотическом трансе он может придвинуть или отодвинуть экран, увеличив или уменьшив тем самым масштаб происходящего, усилить или притушить яркость проекции, изменить краски наблюдаемого. Таким образом, он получает субъективный контроль над переживаемой ситуацией и возможность отстраниться от нее, увеличивая дистанцию. На экране он сам, собственной персоной, но наблюдает он свершившиеся события как бы извне. Такая психотехника позволяет отстраниться от эмоционального шока, вызванного негативными событиями. События по-прежнему помнятся, но уже в другом свете, в другой окраске, более нейтральной эмоционально.
Благодаря усвоенной технике «проецирования на экран» и ее регулярной тренировке в гипнотерапевтических сеансах, пациентка обрела способность визуализировать воображаемые ситуации и просматривать их как своеобразное кино. Причем происходящие на «экране» события как бы осуществлялись автоматически, без волевых усилий самой пациентки, как в технике управляемых сновидений К. Юнга (практиковавшейся в свое время Н. Дзеном). В дальнейшем Д. стала записывать свои фантазии на бумагу. Получался интригующий литературный продукт, в дальнейшем имевший коммерческий успех. Впоследствии пациентка стала профессиональным литератором.
Среди множества приемов, использованных В.В. Кучеренко в психотерапевтической работе с Д., особое место занимала техника эмоциональной инверсии, когда в гипнотической иллюзорной ситуации идет гипертрофированное усиление привычной (как правило, эмоционально негативной) формы реагирования, а потом следует резкое переключение на противоположное переживание положительной эмоциональной окраски. Например, для пациентки с тревожно-депрессивным состоянием дается переживание одиночества в темном дремучем лесу: «Она идет по лесной тропинке, гулко ухают совы, где-то раздается треск валежника, усиливающий переживание тревоги и опасности, и вдруг из-под ближайшего куста на нее устремлены два огромных фосфоресцирующих глаза. Ноги прилипают к земле, глотку сводит судорога. Ни закричать, ни убежать. Стра-ааа-шно – аж жуть! И вдруг из куста выползает маленький черненький котенок, потерявшийся и заблудившийся в лесу. Он жалобно мяукает, трется о ноги. Его огромные глаза выражают страх и мольбу о помощи». Происходит инверсия эмоционального состояния пациентки. Из беззащитной и гонимой она превращается в могущественного покровителя слабого. Психотехника «экранной проекции» и освоенная техника эмоциональной инверсии стали компонентами творческой самореализации Д.; для которой литературный труд в ироническом ключе стал формой самопсихотерапии. Более того, ее творчество стало «всенародным антидепрессантом для населения»: «Собака нашла труп убитого, а мне не страшно, а смешно. Ха-ха-ха». Для массового сознания, уставшего от лавины негативной информации, это оказалось приемлемым средством ухода от каждодневной «чернухи», и Д. утвердилась и как популярный писатель.
Приведенные случаи не доказывают, но иллюстрируют возможность с помощью техник измененного состояния сознания изменить собственный жизненный сценарий, изменить судьбу. Большинство психотехник такого рода связано с работой с образами, представлениями.
В психологическом плане работа с образами в трансовом состоянии как ведет к эвристическим построениям новых жизненных сценариев личности, так и, сопровождаясь сильными эмоциональными переживаниями, может обеспечивать необходимую жизненную силу, энергетику для разрушения сложившихся жизненных стереотипов и реализации новых. Судьба, таким образом, выступает не жестко заданным и неизбежным сценарием, а деревом возможных выборов, которые субъект может реализовать сам или с помощью психотерапевта, помогающего ему осознать и открыть для самого себя эти возможные выборы. Правда, как в притче о встрече со Смертью, сама встреча с психотерапевтом может быть уже заложена в одном-единственном сценарии, предуготовленном данному человеку, и возможность выбора иллюзорна. Иллюзорна или нет наша свобода выбора (с внутренней позиции этот выбор есть) – в любом случае человек пытается предугадать свою судьбу, «свое Дао», свой истинный путь по этому ветвящемуся дереву возможностей, и по знакам-подсказкам совершать тот или иной выбор. Источник происхождения этих подсказок не ясен, но произносятся эти подсказки на образном языке бессознательного.
Вернемся к понятию «судьба» как к возможному рабочему понятию психологической науки. Если классическая психология опирается на методологию эксперимента, включающему многократную воспроизводимость некого феномена и его наблюдаемость различными людьми (испытуемыми), и стремится вывести некие законы или хотя бы закономерности, то жизненная практика, связанная с понятием «судьба», подразумевает внутреннего наблюдателя (самого человека), уникальность и единичность наблюдаемого события и, в отличие от академической психологии, не поиск некоей закономерности путем подведения этого события под некий поведенческий стереотип, сценарный фрейм, а интерпретацию его субъектом как некоего символа, «знака судьбы», как некую подсказку для принятия решения, значимость и ценность которой может быть оценена только самим человекам. Измененные состояния сознания, транс облегчают доступ к этим «знакам судьбы» или генерируют их, а суггестивные техники, вызывая трансовые состояния, могут облегчить движение фантазии пациента к проблемной области и высветить возможные варианты выбора.
Понятие судьбы, таким образом, может стать рабочим в рамках интерпретационной психологии, основанной на герменевтической практике толкования жизни.
- Чижевский А.Л. Космический пульс жизни. М., 1995.
- Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., 1989.
- Назаретян А.П. Интеллект во вселенной. М., 1991.
- Панов В.И. Введение в экологическую психологию : учеб. пособие. Ч. 1. М., 2001.
- Трофимова М.К. Понятие судьбы в контексте разных культур. М., 1994. С. 17.
- Гриндер Д., Бэндлер Р. Формирование транса. М., 1994.